Люди / Среда

УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ: УТОПИЯ, ДОВЕДЕННАЯ ДО АБСУРДА?

Автор: «КБ» · 2022-09-21

Наверняка у каждого, кто сталкивался с необходимостью вникать в концепцию устойчивого развития, свое восприятие этой идеи. Причем оно вполне может не совпадать с общепринятой оценкой. Немалую роль играет и время, с течением которого устоявшееся мнение может поменяться под влиянием новых событий.

Так произошло и с нами, издателями этого журнала: то, что изначально воспринималось логичным и правильным, с определенного момента наполнилось противоречиями. Применительно к устойчивому развитию — противоречиями между его принципами и наблюдаемыми попытками их реализации.

Складывается впечатление, что концепция устойчивого развития, будучи оторванной от действительности, пришла в разлад с самой собой и с интересами тех, кто обязан соответствовать ее критериям.

Давайте посмотрим на факты и попробуем понять, где возникает рассогласованность.

Погружение в тему

Появившись в отечественной индустрии чистоты с первыми выпусками нашего журнала в 2002 году, мы успели застать время, когда улучшения в конструкции и способах производства товаров для профессиональной уборки происходили из соображений рациональности. Преуспевание в этом малоприбыльном сегменте экономики всегда зависело от возможности повышать производительность и безопасность труда уборщиков, а также от умения сокращать издержки, что и было главным ориентиром для деятельности производителей средств труда для данного сегмента.

Однако очень скоро тема устойчивого развития стала понемногу проникать в глобальную индустрию чистоты. Сначала опосредованно – через СМИ, популяризирующие «зеленую» химию, более компактные, экономичные и производительные машины и инструменты, использование которых способствовало сокращению расхода воды, моющих средств и прочих ресурсов.

Прямые разговоры о самой концепции начинаются позже, одновременно с приходом глобального экономического кризиса 2008–2009 годов. И довольно быстро устойчивое развитие становится мейнстримом не только для СМИ, но и для выставок, где впоследствии эта концепция подчинит себе все деловые программы и конкурсы инноваций.

На первых этапах внимание читателей и посетителей фокусировалось на необходимости экономить энергию, воду и прочие природные ресурсы, чтобы всего этого хватило и будущим поколениям. Так же речь шла и о сокращении потребления химических средств, опасных для окружающей среды. Тогда же активно «пиарится» идея ‘Green Cleaning’ – экологически безопасной уборки, поговаривать о которой начали еще в конце 1990-х. И для реализации этих целей были все возможности – в конце «нулевых» появляются уборочные машины с системами автоматического дозирования и регулирования интенсивности подачи рабочего раствора в зависимости от скорости движения машины, снижающие расход не только воды, но и химии. А ближе к 2010-м компаниям стали предлагать модели с системами рециркуляции, ионизации и даже деминерализации воды.

Эволюция классических уборочных машин для уборки в 1990–2010 гг. шла параллельно двум другим процессам – автоматизации и роботизации, созвучным концепции устойчивого развития. Использование программного обеспечения и роботов способствовало повышению эффективности уборки, а также снижению расхода ресурсов и уменьшению нагрузки на уборщиков.

Влияние применения ПО становится заметным уже в первой половине 2010-х, когда программных продуктов для клининговых компаний и FM-операторов появляется так много, что пройти мимо них и не заметить было просто невозможно. В свою очередь позитивный опыт использования становится лучшим способом их популяризации.

Но вот с роботами все оказывается сложнее. Появление первых рабочих моделей Robo 40 Cleanfix в 2009 году не оказало заметного влияния на европейскую индустрию чистоты. Американские роботы Intellibot были удачливее европейских благодаря кризису 2008-2009 годов, подстегнувшему спрос на них в США.

Все меняется в 2016 году, когда роботизация уборочных услуг, наряду с «Интернетом вещей», становится одной из главных тем ISSA/INTERCLEAN Amsterdam. Здесь даже была организована специальная зона – Robot Arena, где были представлены серийные роботы разных производителей. По мнению экспертов, выставка того года стала переломным моментом для всей индустрии чистоты, и не столько благодаря представленным тогда роботизированным и IT-решениям, сколько скорости, с которой в клининговой отрасли появлялись новые на то время технологии.

Не осталось тогда без внимания и устойчивое развитие: тема вызывает жаркие споры у экспертов, которые, в конце концов, сходятся на том, что акцент в этой концепции уверенно смещается с экологической устойчивости в сторону устойчивости социальной!

Однако в нашем нынешнем 2022 году экологическая составляющая вновь подчиняет себе логику членов жюри конкурса Innovation Award Interclean Amsterdam 2022. Их внимание фокусируется исключительно на том, насколько производство и эксплуатация продуктов-номинантов безопасны для окружающей среды. Благополучие же уборщиков остается за кадром, что вызывает недоумение. Все-таки уборщики — главный актив клининговых компаний, на котором держится вся индустрия чистоты! Разве не об этом нам много лет рассказывают со страниц своих журналов их издатели и редакторы — бессменные члены жюри этого и множества других конкурсов?!

Не меньшее изумление вызывает и статья, опубликованная в британском журнале ‘European Cleaning Journal’ в самом конце мая этого года. Из нее следует, что, несмотря на усугубляющийся энергетический кризис в Европе, концепция устойчивого развития уверенно расширяет свои горизонты. Следом за уже известными инициативами «Энергоэффективность» и «Зеленая энергетика», в ЕС появилась новая – переход к экономике замкнутого цикла.

Завершение эпохи одноразового потребления

30 марта 2022 года Европейская комиссия обнародовала законопроект по устойчивой продукции (‘Sustainable Product Initiative’), последовавший за «Планом действий по экономике замкнутого цикла», принятым в 2020 году. Новый законопроект был объявлен основополагающим, а его целью заявлено «сделать товары подходящими для климатически нейтральной, ресурсоэффективной круговой экономики, сократить количество отходов и позаботиться о том, чтобы постепенное повышение показателей деятельности лидеров в области устойчивого развития становилось нормой».

Суть законопроекта ‘Sustainable Product Initiative’ состоит в расширении существующей схемы экодизайна. Для реализации этой цели был предложен новый регламент ‘Ecodesign for Sustainable Products Regulation’, который должен заменить наиболее успешный на сегодняшний день инструмент политики ЕС в области экономики замкнутого цикла — «Директиву по экодизайну» (‘Ecodesign Directive’) от 2009 года. Реализация именно этой директивы привела к исчезновению ламп накаливания, которые в странах Евросоюза заменили светодиодными аналогами. Кроме этого была внедрена программа «Минимальные стандарты энергоэффективности» (‘Minimum Energy Performance Standards’, MEPS) в производство стиральных машин, пылесосов и компьютеров. Сомнительные преимущества снижения мощности профессиональных пылесосов из ЕС должны быть знакомы и участникам нашего рынка.

Согласно новому регламенту ‘Ecodesign for Sustainable Products Regulation’, основное внимание производителей должно сместиться с энергоэффективности в сторону более важных с точки зрения устойчивого развития аспектов разработки продукции, таких как долговечность, надежность, повторное использование, ремонтопригодность и возможность обслуживания и капитального ремонта. Фактически, это декларация завершения эпохи одноразового потребления и наступления новой, в которой товары производятся на века, их можно ремонтировать и продолжать использовать.

Звучит разумно, хоть и безрадостно для маркетологов и «продаванов» рынка одноразовых вещей. Но вот насколько это реализуемо в существующей реальности?

Новое положение об экодизайне vs зеленая энергетика

По сути, новый закон ‘Sustainable Product Initiative’ и инструмент его реализации — регламент ‘Ecodesign for Sustainable Products Regulation’ — это заявка на реанимацию прошлого, в котором создавалась качественная продукция, служившая очень долго и, нередко, даже нескольким поколениям. Однако авторы новой инициативы не учли один важный момент: в те далекие времена заводы и фабрики, производя долговечные товары, активно поглощали ископаемые ресурсы, выбрасывая при этом огромные количества CO₂, и никто с них за это так строго как сейчас не спрашивал!

Возможно ли такое в нынешних условиях в странах, в которых производители загнаны в тесные рамки экологических регламентов и штрафуются за их нарушение? Скорее нет, чем да. Особенно в свете того, что в ЕС принесли в жертву собственную энергетическую безопасность в угоду экономически необоснованным преимуществам «зеленого перехода». Правда уже давно смелость, с которой там останавливались угольные и атомные станции, и звучали революционные призывы вообще отказаться от газа, сменилась усиливающимся беспокойством из-за нарастающего дефицита этого ресурса.

Нехватка энергоносителей основательно прошлась по европейскому бизнесу, и самым болезненным образом – по промышленным гигантам, деятельность которых напрямую зависит от стабильности их поставок. Так, в конце июня текущего года в концерне BASF заявили, что это предприятие, владеющее 200 заводами, может закрыться из-за «нехватки сырья и роста цен на российский газ» (русскоязычный источник и источник «изначальный»).

Вряд ли кто-то другой из числа крупных и средних «лидеров в области устойчивого развития» и компаний, присоединившихся к этому тренду, рискнет в ухудшающихся экономических реалиях взяться за производство более надежной, долговечной и ремонтопригодной продукции. Да и кто сможет позволить себе ее покупку на фоне падения доходов, сокращения количества рабочих мест и впечатляющего роста цен практически на все — вспомним, что изделия с высоким ресурсом всегда дороже «одноразовых» аналогов!

Тем не менее, нашелся и в нашей сфере один очень известный производитель-оптимист, готовый следовать требованиям ‘Ecodesign for Sustainable Products Regulation’. Но его опыт показал, что это практически невозможно по причине несогласованности нового законопроекта с существующими бюрократическими процедурами.

Противоречивость в основе отчетности по устойчивому развитию

«Расхождение в том, как мы измеряем корпоративные выбросы парниковых газов и устойчивость продукции, может привести к созданию товаров более низкого качества, а также к невыполнению корпоративных целей в области устойчивого развития», — так начинается статья ‘The ambiguity at the heart of sustainability reporting’, которая упоминалась выше. Перевод этой англоязычной фразы и стал названием данной главы.

В упомянутой статье Малин Тиле, директор направления ‘Global ESG & Sustainability’ компании Nilfisk, рассказывает о проблемах, связанных с деятельностью данного производителя уборочных машин по снижению косвенных выбросов CO₂ в категории Scope 3 протокола по выбросам парниковых газов ‘GHG Protocol’, которые приобретают особую значимость в свете требований нового законопроекта ‘Sustainable Product Initiative’.

GHG Protocol

Согласно информации, опубликованной в российском журнале «Экология производства» в феврале 2021 года, «GHG Protocol это набор отраслевых руководств и прочих инструментов для учета выбросов парниковых газов, а также широко используемый международный инструмент учета, позволяющий понять, количественно оценить и управлять выбросами парниковых газов.

Согласно этому протоколу, выбросы парниковых газов компании подразделяются на прямые и косвенные, и классифицируются по трем категориям (Scope 1–3)».

Категория Scope 1

«Прямые выбросы парниковых газов. Это выбросы из собственных или контролируемых компанией источников, например, от собственной генерации энергии (пара, тепла), от производственных процессов, от обращения с отходами и пр.».

Категория Scope 2

«Энергетические» выбросы. Это косвенные выбросы от производства энергии на сторонних энергоисточниках, приобретенной у поставщика таких услуг. Другими словами, это все выбросы парниковых газов в атмосферу в результате производства потребленной компанией электроэнергии, пара, тепла и холода (энергии для охлаждения)».

Категория Scope 3

«Это также косвенные выбросы. К ним относятся прочие выбросы парниковых газов, образованных, например, в результате эксплуатации транспортных средств, не принадлежащих отчитывающейся компании или ею не контролируемых, но используемых для командировок сотрудников. Это выбросы от складирования продукции в сторонних логистических центрах, энергия, потребляемая при использовании клиентами продукции компании, выбросы парниковых газов от утилизации отходов продукции, выбросы компаний, работающих по франшизе и пр.»

Долговечность продукта — это хорошо

В свое время компания Nilfisk присоединилась к инициативе «Научно обоснованные цели» (SBTi, Science Based Targets initiative). Эта инициатива определяет и продвигает передовой опыт в области сокращения выбросов и целей нулевых выбросов в соответствии с наукой о климате, предоставляя компаниям методы постановки целей и рекомендации по установлению научно-обоснованных целей в соответствие с последними достижениями этой науки. На сегодняшний день к этой инициативе присоединилось более трех тысяч компаний.

Компания Nilfisk утвердила свои целевые показатели по выбросам CO₂, как связанным с производством продукции – прямым Scope 1 и косвенным Scope 2, так и не связанным с производством – косвенным Scope 3.

Малин Тиле считает, что долговечные и высокопроизводительные технологические решения — это возможность поддерживать рециркуляцию ценных ресурсов в экономике. По сравнению с мышлением «используй-выбрасывай», которое приводит к появлению машин на свалках, товары длительного пользования могут содействовать снижению образования отходов и потребления сырья.

Тем не менее, она уверена, что переход на выпуск долговечной продукции приведет к неизбежному проявлению противоречивости, связанной с достижением целей по косвенным выбросам. И это станет проблемой для многих компаний-производителей.

Очевидное противоречие

По мнению Малин Тиле, закладывание долговечности в свойства товаров при их проектировании и производстве может поставить под угрозу общие показатели устойчивости, рекомендованные SBTi. Это особенно заметно в категории Scope 3, где косвенные выбросы измеряются и регистрируются на протяжении всего жизненного цикла продукции. Оценка результатов показывает, что чем дольше продукция служит, тем выше ожидаемые выбросы. Выходит, что компании в каком-то смысле наказываются за производство товаров с более длительным сроком службы.

Вызывает недоумение, что не рассматривается удельное (во времени) значение выбросов, когда долговечный продукт с большим сроком пользования сравнивался бы по количеству выбросов с несколькими менее долговечными, но последовательно работающими то же самое время аналогами.

Кроме того, если взглянуть в корень самой идеи ответственности за выбросы, то спрашивать нужно или с того, кто их осуществляет (Scope 1), или с того, в чью пользу производится деятельность, приводящая к появлению этих выбросов (Scope 2). Тогда становится очевидным, что Scope 3 — типичный образец двойного учета, ведущий к деструктивным последствиям.

Таким образом, предприятиям, стремящимся достичь целей устойчивого развития, уже на уровне корпоративной отчетности необходимо обращать внимание на то, что оптимизация срока службы товара может привести к отрицательному рейтингу выбросов.

По сути, отраслевым производителям предлагается на выбор два варианта:

Производить менее долговечные товары, что по умолчанию будет способствовать снижению ожидаемых выбросов в соответствии с категорией 11 SBTi, но одновременно будет противоречить новому регламенту ‘Ecodesign for Sustainable Products Regulation’;
Производить решения с более длительным сроком службы, рискуя не достичь целей устойчивого развития на корпоративном уровне в категории Scope 3.

В отличие от корпоративных методологий отчетности по CO₂ (таких как SBTi), регулирующие органы (например, Комиссия ЕС), настаивают на повышении износостойкости и срока службы товаров, ставя знак равенства между устойчивостью товара и его энергоэффективностью.

Тем не менее, одной энергоэффективности недостаточно. Согласно положению ЕС ‘Ecodesign for Sustainable Products Regulation’ (ESPR), в обеспечении устойчивости продукции играет важную роль и широкий спектр других аспектов, таких как долговечность и надежность, ремонтопригодность, простота обслуживания и ремонта и другие параметры.

Получается, что компаниям придется выбирать путь, по которому следовать, помня о потенциально неблагоприятных последствиях невыполнения целей Scope 3 для сотрудников, клиентов, инвесторов и регулирующих органов. Возникшее противоречие выдвигает на первый план проблему отчетности по устойчивому развитию.

Малин Тиле уверена, что отчетность по выбросам CO₂ сама по себе дает узкое и потенциально вводящее в заблуждение представление о стремлениях и результатах деятельности компании в области устойчивого развития, и не обеспечивает необходимой целостной системы наблюдения. Корпоративная отчетность в области устойчивого развития и устойчивое развитие на уровне разработки продукта требуют разных подходов, но оба являются частью общей картины, которую должна предоставить компания. Различные цели не всегда интегрированы, и компаниям, секторам и отраслям необходимо решать эту проблему.

Дилемма между долговечностью продукта и рейтингом выбросов углерода Scope 3 является ярким доказательством существующей неясности в том, как лучше всего измерять и доводить информацию о прогрессе в области устойчивого развития.

История «с бородой»

Несгибаемая приверженность представителей европейского бизнеса устойчивому развитию заставила нас познакомиться с этой концепцией основательнее. Вдруг мы что-то упускаем из виду? И начали мы знакомство с изучения ее более чем семидесятилетней истории. Оказалось, что наша «старушка» – неизменная спутница экономических кризисов и военных конфликтов.

Исходная точка: забота об окружающей среде

Все началось в 1950–1960 годах (первый этап развития концепции) вместе с осознанием опасности воздействия хозяйственной деятельности человека на окружающую среду и его собственное благополучие. В этот период начинают говорить о необходимости сохранения, восстановления, обогащения, рационального использования и увеличении продуктивности использования природных ресурсов. Необходимость этих мер была закреплена в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН «Экономическое развитие и охрана природы» в 1962 году.
На втором этапе (1962–1970 гг.) приходит понимание, что чрезмерное использование природных ресурсов и загрязнение окружающей среды подрывает саму экономику, разрушая ее материальную базу и ухудшая жизнь человека.
1970-е годы – период «всеобщей экологизации», когда вопросами загрязнения окружающей среды стали задаваться не только ученые, но и широкая мировая общественность. В это же время появляются международные неправительственные научные организации по изучению глобальных процессов на Земле – «Международная федерация институтов перспективных исследований», «Римский клуб», «Международный институт системного анализа», а в СССР — «Всесоюзный институт системных исследований».

Также происходит несколько значимых событий.

В 1972 году состоялась Конференция ООН по окружающей среде в Стокгольме, и была разработана «Программа ООН по окружающей среде», что стало свидетельством того, что решение экологических проблем перешло на государственный уровень в международных масштабах.

В этом же году выходит книга «Пределы роста», основой для которой послужил одноименный доклад Римскому клубу, подготовленный группой исследователей Массачусетского университета (Донелл Медоуз, Йорген Рандерс, Деннис Медоуз), в котором приводились данные компьютерного моделирования роста человеческой популяции и исчерпания природных ресурсов.

По мнению авторов-исследователей, материальный рост не может быть бесконечным на физически конечной планете, и поэтому следует отказаться от повышения количества (роста) в пользу качества (развития). Из двенадцати сценариев, предложенных в этой книге, семь попали в категории «благоприятные» и «менее благоприятные». Наиболее благоприятным считался тот, в котором происходит немедленная стабилизация населения с последующим достижением высокого уровня потребления. Наиболее реализуемым – сценарий, предусматривающий плавную стабилизацию населения с последующим достижением средне-высокого уровня потребления. Тем не менее, ни один из других сценариев не приводил к «концу цивилизации» или «вымиранию человечества». Даже самый пессимистичный сценарий показывал рост материального уровня жизни до 2015 года.

Период, начиная со второй половины 1970-х до конца 1990-х, вошел в историю как третий этап концепции устойчивого развития. Во всеуслышание же об этой концепции было заявлено лишь в 1980 году в рамках «Всемирной стратегии охраны природы», разработанной организациями «Международный союз охраны природы» и «Всемирный фонд дикой природы».
В 1987 году была сформулирована идея о том, что удовлетворение потребностей настоящего времени не должно лишать возможности будущие поколения делать то же самое, актуальная и сегодня. Основное внимание этому краеугольному камню концепции устойчивого развития было уделено в докладе «Наше общее будущее» Международной комиссии по окружающей среде и развитию.

Однако, несмотря на обоснованность появления концепции устойчивого развития, советский и российский ученый, доктор философских наук, А.П. Назаретян считал, что их версии 1970–1980 гг. «походили на врачебные рекомендации по продлению агонии обреченного пациента». С его мнением можно соглашаться или спорить, но бесспорно то, что продемонстрировала сама западная экономика — она оказалась не способна существовать без кризисов и войн.

Экономический и военно-политический фон

Послевоенное восстановление западной экономики в 1957-1958 годах сменяется мировым экономическим кризисом, охватившим развитые капиталистические страны – США, Великобританию, Канаду, Бельгию, Нидерланды и т.д. Производство промышленной продукции в пострадавших от кризиса странах снизилось на 4%, а количество безработных достигло почти 10 млн. человек.

В период 1950–1969 гг. происходит 295 военных конфликтов, география и характер которых свидетельствует в пользу того, что все происходящее – это опосредованные или прокси-войны двух противоборствующих стран – СССР и США (данные по количеству военных конфликтов — «Хронос»). Неудивительно, что впоследствии многочисленные освободительные войны, революции, перевороты и другие конфликты, происходившие на разных континентах до 1990 года, были названы «горячими точками «Холодной войны».

В 1973–1975 годах в странах Западной Европы и США начинается новый экономический кризис, совпавший по времени с энергетическим. «Стремительный рост цен на нефть вызвал структурные изменения в экономике. Основные отрасли европейской промышленности (черная металлургия, судостроение, химическое производство) пришли в упадок. В свою очередь, происходит быстрое развитие новых энергосберегающих технологий» (Валерия Оберемчук, «Кризисы и преобразования в странах Западной Европы и США (1970–1980 гг.)).
В 1980–1982 годах начинается самый продолжительный за послевоенный период глобальный экономический кризис, накрывший все страны капиталистического мира, в том числе и развивающиеся. За ним последовал «черный понедельник» 1987 года, когда в один день американский фондовый индекс Dow Jones Industrial обваливается на 22,6%, вызвав падение американского рынка, за которым падают и рынки Австралии, Канады и Гонконга.

В середине 1980-х становится очевидным кризис советской системы управления. Экономика СССР «все больше отставала от экономики развитых стран по техническому и технологическому уровню, показателям эффективности, и, что более важно, СССР утрачивал преимущества в темпах экономического роста». («КРИЗИС ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ В СССР»).

В период с 1970 по 1989 годы было развязано 256 вооруженных конфликтов, совершено государственных переворотов, поднято восстаний на Ближнем Востоке, в Африке, Латинской Америке и Азии (данные «Хронос»).

1990-е годы – время локальных кризисов: в Мексике в 1994–1995 годах и в Юго-Восточной Азии в 1997 году. Последний вызвал самое масштабное падение азиатского фондового рынка со времен Второй мировой войны.

Однако все это меркнет на фоне двух предшествующих событий 1991 года, изменивших мир: в начале июля был подписан договор о прекращении действия Варшавского договора, а в конце декабря прекратил свое существование СССР.

Казалось бы, столь радикальные геополитические изменения должны были бы положить конец былому противостоянию двух полярных систем. Но военные конфликты продолжаются, пусть и в меньшем количестве – в 1990-е годы их 38, что можно объяснить отвлечением внимания инициаторов «обострений» на осваивание новых рынков в Восточной Европе и на территории бывшего СССР.

Часть из них и превращается в новые «горячие точки».

В этот период происходит восстание в Южной Осетии, Грузия, СССР (ноябрь, 1990 год), гражданская война в Грузии (1991–1992 гг.), военный переворот в Азербайджане (1993 г.), августовский путч в Москве (1993 г.), войны в Чечне (1994–1996 гг. и 1999–2001 гг.), Албанское восстание в Косово, Югославия (январь 1990 г.), война в Югославии (1991–1998 гг.), военная операция НАТО против Югославии (1999 г). Не утихают и конфликты на Ближнем Востоке, в Африке, в Юго-Восточной и Южной Азии, Карибском регионе (данные «Хронос»).

Все происходящие явно противоречит принципам устойчивого развития, но это не мешает продвижению этой концепции:

В 1991 году публикуется вторая редакция «Всемирной стратегии охраны природы», получившая название «Забота о планете Земля — Стратегия устойчивой жизни».
В 1992 году на Конференции по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро (Бразилия) принимается «Повестка дня на XXI век». Речь в ней идет о том, что решение «экологических проблем нельзя рассматривать вне всеобъемлющего социально-экономического контекста, что именно в экономике и социуме следует искать как их причины, так и средства решения или хотя бы смягчения» («Устойчивое развитие. Новые вызовы». Учебник МГИМО под общей редакцией В.И. Данилова-Данильяна, Н.А. Пискуловой.)

Кроме этого, 1992 год отмечен и выходом второй книги Донелла Медоуза, Йоргена Рандерса, Деннис Медоуз, название которой — «За пределами роста» — менее оптимистично, чем у первой книги (впрочем, как и содержащиеся в ней выводы). Результаты исследования авторов показали, что человечество уже вышло за пределы самоподдержания Земли. Однако они уверены, что последствия все еще поправимы. Для этого надо вести «продуманную мировую политику и пойти на определенные изменения в технологии, управлении, общественной жизни и личностных устремлениях».

В 1997 году подписывается Киотский протокол, один из первых практических механизмов, накладывающий на страны юридические обязательства по сокращению выброса парниковых газов по сравнению с уровнем 1990 г. и предписывающий создание системы торговли выбросами (Из презентации «Устойчивое развитие и экология: взгляд библиотекаря», Е.Ф. Бычкова, в.н.с., руководитель группы развития проектов в области экологии и устойчивого развития. Государственная публичная научно-техническая библиотека России).

Закрепление устойчивого развития

Новый этап этой концепции – «закрепление» – начинается в 2000 году, на Саммите тысячелетия ООН в Нью-Йорке, где определяются «Цели развития тысячелетия до 2015 года»:

Ликвидация нищеты и голода.
Обеспечение всеобщего начального образования.
Поощрение равенства мужчин и женщин, расширение прав и возможностей женщин.
Снижение детской смертности.
Улучшение охраны материнства.
Борьба с ВИЧ и СПИД, малярией и другими заболеваниями.
Обеспечение устойчивого развития окружающей среды.
Формирование глобального партнерства в разных целях.

(по материалам презентации «Устойчивое развитие и экология: взгляд библиотекаря», Е.Ф. Бычкова, в.н.с., руководитель группы развития проектов в области экологии и устойчивого развития. Государственная публичная научно-техническая библиотека России).

По сложившейся традиции и этот этап накладывается на вереницу непрекращающихся военных конфликтов, часть которых перекочевала из уходящего века, другие – получили дальнейшее развитие в новом. Получается, что из всех целей, обозначенных на саммите в Нью-Йорке, полностью реализуется лишь одна – формирование глобального партнерства в… военных целях!

В эти годы развязываются новые конфликты в «осваиваемых» после исчезновения СССР регионах, с которыми эта держава сотрудничала – на Ближнем Востоке, в Африке, Южной и Юго-Восточной Азии и Карибском регионе. Появляются новые театры военных действий: Македония (межэтнические столкновения, 2001 г.), Абхазия (два военных конфликта, 2001 и 2008 гг.), Южная Осетия (Пятидневная война, 2008 г.), Киргизия (беспорядки, 2010 г.), Ливия (Гражданская война, 2011 г.), Сирия (Гражданская война, 2011 г.) и другие трагичные события «арабской весны».

Собственно об этом предупреждали в своей, уже третьей, книге Медоузы и Йорген – «Пределы роста: 30 лет спустя», опубликованной в 2004 году. Авторы были уверены, что шанс на реализацию благоприятных сценариев упущен. И если в ближайшее время не произвести «серьезную коррекцию» потребления природных ресурсов, то коллапс человечества в той или иной форме (социально-экономической, экологической, в виде множества локальных конфликтов) будет неизбежен, и «наступит он еще при жизни нынешнего поколения».

Тем не менее, конфликты продолжаются и в последние годы периода, отведенного на достижение целей нью-йоркского Саммита. В это время происходит военный переворот в Киеве с последовавшей за ним гражданской войной на Юго-Востоке Украины (2014), обострение ситуации и война в Сирии в 2015 году. Эти две трагедии, затронувшие и Россию, лишь малая часть военных столкновений последних лет на планете. В общей сложности в период с 2014 по 2022 годы произошло более 180 конфликтов – военных операций, переворотов, нападений, погромов и т.д.

Кроме военных действий в вышеперечисленных регионах, оживают и старые конфликты между бывшими республиками СССР. В период 2020–2021 гг. происходят армяно-азербайджанские вооруженные столкновения, которые перерастают во вторую Карабахскую войну (2020 г.), азербайджано-армянский пограничный кризис с боями на границе (2021 г.), конфликт на киргизско-таджикской границе (2021 г.).

Нынешний год начался с не менее трагичных событий: в начале января в Казахстане происходят массовые протесты из-за резкого повышения цен на сжиженный газ, которые быстро переходят в беспорядки, для подавления которых потребовалась операция ОДКБ. А полтора месяца спустя начинается военная операция на Украине, изменившая привычный мир, в котором «просвещенное» западное меньшинство разжигает бесконечные конфликты для спасения собственного политического влияния и экономики своих стран под несмолкающие разговоры об устойчивом развитии.

Когда хвост виляет собакой

Сегодня особенно заметно, что концепция устойчивого развития, на словах нацеленная на «улучшение качества жизни человечества без нарушения устойчивости экосистемы», на деле уже давно обслуживает интересы узких кругов, заинтересованных исключительно в ее экономической составляющей. Две другие – социальная ответственность и забота об окружающей среде давно превращена ими в идеологию, которая помогает обслуживать эти интересы.

Так, войны 1960-80-х привели в движение волну антивоенных протестов в разных уголках мира, поспособствовавших появлению идей, которые со временем легли в основу концепции устойчивого развития и совпали по времени с ее первым этапом. Возмущенное происходящим население США, Японии и стран Европы выходило на улицы не только с лозунгами «положить войне конец», «война не ответ», но и с требованиями, среди которых была и «социальная справедливость», и «защита природы», и «экономия ресурсов, тратящихся на поддержание военных конфликтов».

Все антивоенные беспорядки происходили на фоне научно-технической или «третьей промышленной» революции, результатом которой стала автоматизация производства. С одной стороны это прогрессивное изменение проложило путь к переходу западных экономик от индустриальной к постиндустриальной фазе, с другой стороны – лишило множество людей работы, что не способствовало устойчивости общества.

Эти же годы приходятся на четвертый и пятый этап развития транснациональных компаний (ТНК). Последний – пятый, на котором возникает новый – глобальный тип международных корпораций, существует и в настоящее время. Эти новые ТНК отличаются от предшественников тем, что:

«они работают в рамках общемировой глобальной стратегии, нацеленной на завоевание уже не отдельных сегментов мирового рынка, а ключевых мирохозяйственных позиций в производстве и реализации продукции, которой подчинены производство, НИОКР, корпоративное управление, производство новых видов товаров и услуг, глобальный маркетинг и послепродажное обслуживание, постоянная связь с потребителями (реальными и потенциальными)»;
«они используют глобальные факторы производства (капитал, рабочую силу, природные ресурсы, предпринимательские способности). 380 крупнейших корпораций сосредоточили сегодня в своих руках 40% глобального потенциала и 80% технологических нововведений»;
«они создали систему глобального международного производства, размещенного в большинстве стран мира».

(«Экономика транснационального предприятия», Шагурин С.В., Шимко П.Д., Федеральное агентство по образованию, САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ, КАФЕДРА «МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА»).

ТНК — это структуры, которые находятся вне контроля национальных правительств. По сути, они сами — власть, могущество которой увеличивается по мере распространения их влияния по миру, чему крайне способствуют смены неугодных режимов, «освободительные» войны и прочие военные конфликты. Наличие огромных и разнообразных ресурсов дает им возможность эффективно воздействовать на глобальную экономику и политику.

Вряд ли формирующаяся концепция устойчивого развития могла остаться без их внимания – ведь это механизм с большим потенциалом, если, конечно же, его «нужным образом» настроить и научиться управлять. И она менялась, развивалась и обюрокрачивалась, расширяя свои возможности и обрастая различными инструментами – эмиссионными квотами, индикаторами оценки уровня устойчивого развития государств, а также различными программами, законами и инициативами. И сегодня ее «развитая» версия – крайне эффективное орудие конкурентной борьбы, с помощью которого можно навязывать неудобные решения, порицать и даже наказывать, нарушая экономическое равновесие как отдельных компаний, так и целых государств. В то же время возможности ‘Big Data’ и «Интернета Вещей», принесенных на волне новой НТР (конец «нулевых» – 2010-е), получившей название «Индустрия 4.0», позволяет действовать с максимальной точностью и оперативностью.

Один из показательных примеров – «зеленый» или «энергетический переход» – единственное свершение в рамках концепции устойчивого развития, которое в итоге сыграло с западными странами злую шутку.

Сама идея энергоперехода возникла в США, тяжело переживающих нефтяной кризис 1973 года. Начало разговорам о возобновляемых источниках энергии положил президент Джимми Картер, который считал, что солнечная энергия в сочетании с использованием угля могла бы стать решением энергетических проблем, вызванных дефицитом газа и нефти в США. В свою очередь, второй нефтяной кризис, разразившийся в 1979 году, поспособствовал тому, что на конференции ООН в 1981 году на глобальном уровне было узаконено определение «энергоперехода» как «переход на использование новых и возобновляемых источников энергии».

В 2006 году около 18% мирового потребления электроэнергии было обеспечено возобновляемыми источниками энергии. Пионером этого движения в ЕС стала Дания, которая раньше всех начала развивать коммерческую ветроэнергетику. За ней последовали Германия и Швейцария, переключившиеся на генерацию энергии с помощью децентрализованных возобновляемых источников – ветряных и солнечных электростанций.

В 2021 году доля возобновляемых источников энергии в производстве электроэнергии в ЕС составляла 40,7% (Источник данных). Среди лидеров «устойчивой» энергетики такие страны, как Норвегия (99%), Швеция (67%), Испания (47,1%), Румыния (44,4%), Германия (41,5%), Италия (41,4%).

Более того в 2021 году, несмотря на проблемы с альтернативной генерацией электроэнергии зимой 2020–2021 годов в ЕС был подготовлен план по отказу от энергоресурсов из России, правда для его реализации требовались огромные инвестиции в €300 млрд.

Вместе с тем постпандемийное восстановление экономики в странах ЕС в том же 2021 году увеличило спрос на газ и уголь, доказав, что «зеленая» энергетика не может обеспечить потребности энергоемких промышленных предприятий. Уже в апреле нынешнего года, на фоне резкого роста цен на энергоресурсы, промышленная инфляция в Еврозоне составила 37,2%. Среди лидеров и по этому показателю – Дания (62,3%), Румыния (60,4%), Испания (45,1%), Италия (44,1%) и Германия — 33,1%. Согласно данным Destatis (Федеральное статистическое бюро Германии) промышленная инфляция в Германии в июле возросла до рекордных 37,2%.

Не лучше обстоят дела и в США — «локомотиве» развития альтернативной энергетики. В 2021 году Управление энергетической информации США выпустило отчет, согласно которому в 2020 году на долю возобновляемых источников энергии пришелся 21% от общего объема выработки электроэнергии.

В конце августа 2021 года ИА «Красная Весна» опубликовало статью «Промышленная инфляция в США совершила резкий скачок» со ссылкой на ‘The Western Journal’, в которой говорилось следующее: «Российские эксперты по экономике объясняют рост инфляции началом структурного кризиса в американской экономике, а также попаданием денег, напечатанных ФРС, на потребительский рынок. Они отмечают, что инфляция в американской экономике измеряется в конце производственных цепочек, если учитывать рост цен, еще не достигший конца производственной цепочки, по предварительной оценке, годовой размер промышленной инфляции составит около 15-17%».

Абсурд или утопия?

Итак, мы видим, что с реализацией концепции устойчивого развития у ее приверженцев пока не задалось. Устойчивости нет и в помине, а развитие хромает на обе ноги. Нет, на отдельно взятом отрезке времени и ограниченной территории когда-то все выглядело многообещающе. Но не для тех, кто задавался поиском ответа на вопрос «а за чей счет банкет?».

Есть принципы, которые можно применить только к целому — некой системе, независящей от внешних факторов. В данном случае — системе социальной и на уровне планеты (это естественный предельный уровень для рассмотрения, поэтому и у авторов книги «Пределы роста» используется именно он). Иначе устойчивости не видать — в «теремок» извне постоянно будет стремиться влезть кто-то новый, да еще и с желанием изменить правила проживания в оном, а развитие закончится сразу же после прекращения притока внешних ресурсов, если своих перестанет хватать.

То есть, чтобы всё получилось, все уже должны находиться внутри одного теремка и придерживаться принципов коллективной безопасности, а все ресурсы должны быть «внутренними», что произойдет естественным образом, если снаружи теремка никого не останется.

Правда фраза «если снаружи теремка никого не останется» для некоторых «торопыг от лукавого» звучит настолько заманчиво, что для ускорения наступления «эры» устойчивого развития они готовы отвергнуть принципы и устойчивости, и развития. Но сокращение популяции системы насильственным образом никогда не вело к развитию, поскольку не снимало напряжений внутри системы. И эти напряжения (точнее, неспособность их преодолеть) приводили к новым конфликтам, потере ресурсов, экологическому ущербу и новому «отъеданию» части популяции, что при неизменности подхода приводит к банальному вымиранию. Для наблюдателя извне такое функционирование системы выглядит как её поедание самой себя.

Таким образом, в данном контексте, развитие — это принципирование способности преодолевать противоречия внутри системы. А устойчивость можно охарактеризовать как качественный уровень этой способности — какими средствами, какими ресурсами, какими затратами и насколько хорошо эти противоречия преодолеваются.

На наш взгляд, в настоящее время полноценно реализовать концепцию устойчивого развития не представляется возможным. К большому сожалению, поскольку ее суть весьма и весьма здрава. И вполне достойна стать частью общечеловеческой идеологии.

Утопична ли она? Скорее, нет, чем да. Но не сегодня. И, вероятно, не в ближайшие годы. Пока ее воплощение невозможно — разбрасывать семена можно хоть сейчас, но для всходов нужно подготовить почву, которой пока просто нет.

Тем не менее, небезынтересно будет понаблюдать за ЕС в его попытках продолжить следование собственной интерпретации концепции устойчивого развития на своей территории. Пока что, учитывая вышеизложенное и памятуя о «странностях», закладываемых Еврокомиссией в свои решения — как пример, «Категория Scope 3» и ее провокационность (или абсурдность, или коррупционность — вопрос открыт), позволяющая двойное «экообложение» — все выглядит достаточно бесперспективно.

Соответственно, ко всему, что в реалиях нашего времени будет нести определения «устойчивое», «зеленое» и прочее подобное, следует относиться с повышенной осторожностью, чтобы не дать себя увлечь или обмануть чем-то «про экологию» — от решений до мероприятий — что таковым, по сути, являться не будет. Почему так? Потому что воплощение чего-либо, даже временно, утопичного не может не вести к абсурду. А платить за абсурд — уже противоречит принципам устойчивости.

Пока что нам остается жить в стремлении приблизить лучшие для воплощения концепции времена, беречь себя и ближних, и аккуратно относиться к ресурсам: если надкусил, то съешь (если вкусно), а если не съешь, то и не надкусывай.

О. Вихарева, С. Гинчук

«Профессиональная уборка. Оборудование, материалы, технологии», № 1/76 2022